Провинциалка. Книга первая  - Анастасия Шерр

— Привеет, провинциалочка! Соскучилась? А я теперь знаю твой адрес, — голосом ебанутого маньяка нашёптывает Влад и меня пробивает на дикий ржач.

— Да, дорогой. Я очень скучаю. Где ты, ебучий ушлёпок?

— Приехали, — Костя повернулся к ней и, как говорится, в зобу дыхание спёрло.

Блондинка взглянула на него своими синими глазами и сердце пропустило пару ударов.

Красивая она баба.

Ухоженная, яркая.

До невозможности хороша.

До скрипа в челюстях и зуда в ладонях. Так бы и потрогал её… Да и не только потрогал. Чем дольше смотрел на Катю, тем сильнее западал на неё.

Из года в год одна и та же история. Он смотрит и ничего не делает. Потому что баба друга.

Вот так бывает, когда желаемое совсем рядом. Кажется, только руку протяни и вот оно… А нельзя.

В этот момент Ворон завидовал единственному другу и ненавидел себя за это.

Презирал Матвея за то, что не ценит такую девушку и корил себя за то, что не может переступить через свои блядские принципы.

Как сопливый пацан сох по ней и сделать шаг навстречу своим желаниям не мог.

Не по понятиям за бабой друга волочиться. Да и не в том возрасте он, чтобы за тёлками бегать. В тридцать восемь уже как-то поздновато в Ромео играть.

Только как избавиться от этих ненужных… Ощущений? Назвать это чувствами Ворон не решался.

— Спасибо, Костя, — Катя с болью посмотрела на дом, что стал для неё тюрьмой.

— Вот я и дома, — произнесла еле слышно и радости в её голосе он не услышал.

— Кать, если боишься Матвея…

— Не надо. Ничего не говори.

— Кать, я помочь тебе хочу. Скажи, что мне сделать для тебя? — сам не понял, как вырвалось.

Посмотрел на неё, несчастную, и оборвалось что-то внутри.

Защитить вдруг захотелось…

Это, конечно, понятно всё. Обычное дело — мужской инстинкт защитника и покровителя. Только этим себя и тешил.

— Убей, — она не шутила.

Смотрела в его глаза и слёзы катились по щекам.

— Бляяя… Кать, прекращай, а! Ну хочешь я с Матвеем поговорю? Кать! На меня посмотри! — не выдержал, коснулся её лица и током каждую клетку прошибло.

Словно и не было того железного самообладания, с помощью которого держится вот уже до хрена лет.

Как увидел её впервые, словно в прорубь ледяную окунули. А потом год за годом всё больше погружался в эту бездну.

В глаза её посмотрит и собственное имя забывает.

— Нет Не нужно. Так только разозлишь… — убрала его руки, за что был благодарен — сам не смог бы оторваться.

— Зачем ты себя гробишь, Кать? Неужели кроме бухла больше заняться нечем? Да у тебя всё есть! Живи и радуйся! На хрена провоцируешь Матвея? Чего добиваешься?

Нервно закурил, комкая пустую пачку из-под сигарет.

— Что у меня есть, Кость? Я шлюха бывшая. У меня ничего нет. Даже трусы, что на мне — принадлежат Северу. И я ему принадлежу. Вот и всё. Ему удобно приходить домой и трахать меня, потом выталкивать из своей кровати, как ненужную тряпку. А я детей хочу, Костенька, — отвернулась к окну. — Семью любящую. Чтобы любили меня хочу. Чтобы не напоминали каждый день о том, кем я была. Я и в школу эту пошла, чтобы его внимание на себя обратить. Думала, хоть разозлю его… А ему плевать. На всё и всех. Понимаешь?

Он понимал.

До зубовного скрежета хотел заблокировать двери и не выпустить её. Послать на хер Севера и сделать её своей.

До дрожи в руках бесился от того, что её трахает другой. Имеет возможность прикасаться к ней и просыпаться по утрам.

— А что Матвей? Не хочет детей? — слова застревали в горле и он с трудом их выдавливал из себя.

— Ему никто не нужен. Он не умеет давать. Лишь брать предпочитает, — Катя горько усмехнулась и открыла дверь. — Пока, Костик…

— Кать! — за руку её схватил и дёрнул на себя.

Девушка аккуратно оттолкнула его и покачала головой.

— Нельзя, Костик. Нам нельзя. Он убьёт меня.

Она ушла, а он ещё долго сидел, сложив руки на колени и не решаясь уехать.

И так случается каждый раз, когда видит её.

Как чумной потом ещё неделю будет ходить и думать о том, чего быть не может.

А потом забудется в объятиях какой-нибудь девки и, представляя на месте шлюхи Катерину, будет долго истязать её тело…

Как же она ненавидела его…

Сколько раз ей снилось, как острый нож по рукоять вонзается в грудь Матвея и забирает его проклятую жизнь.

Да, она была благодарна ему за спасение жизни. Но тем не менее… Север давно уже превратился из спасителя, в которого поначалу даже была немного влюблена, в чёрствого тирана, что как та собака на сене, не отпускал и сам не мог дать ей того, чего хотела.

И это отнюдь не брендовые шмотки с побрякушками.

Она видела в глазах Кости то, в чём так отчаянно нуждалась. Видела и умирала изнутри от осознания того, что будущее, предназначенное ей, достанется другой. А она вечно будет трепыхаться в сетях Северова и мечтать поскорее сдохнуть.

Долго стояла у окна, наблюдая за машиной Ворона. А когда он уехал, опустилась на пол и завыла от безысходности и боли.

Надежда на будущее умирала в страшной агонии, как и её душа. Год за годом. День за днём.

Что вообще хорошего было в её жизни? Ничего.

Родной отец и брат принуждали с юных лет заниматься проституцией. Сестра была настолько занята своей жизнью, что даже не обратила на это внимание.

Пользовались ею, пока однажды она не решила сбежать. И надо же было ей украсть деньги у Севера.

Отец её спрятал, для всех остальных она умерла — ещё один подарочек от папочки.

Только от Северова не сбежать и не скрыться. Не запутать следы.

Он найдёт даже под землёй, если понадобится.

И нашёл.

Нет, он не пытал её, не мучил, не калечил, как показывают в кино.

Он просто присвоил её, как вещь, коей она и остаётся по сей день.

Правда, подарок всё же ей преподнёс… Он поджёг дом отца, в котором был сам «дорогой папочка», его алчная молодая жёнушка и сынок-сутенёр.

И нет, Катя не убивалась по ним. Более того, она сама попросила Севера об этом.

Сестра на тот момент уже давно покинула проклятую семейку, а ублюдки, что искалечили ей жизнь подохли в огне. Её страшную болезнь, «заработанную» в процессе обогащения сволочной семейки, вылечили.